Неточные совпадения
Отец его, боевой генерал 1812
года, полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою
тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль.
— Убытками называются цифры денег. Адвокат, который раньше вас
тянул это дело три
года с лишком и тоже прятал под очками бесстыжие глаза…
— Конечно — Москва. Думу выспорила. Дума, конечно… может пользу принести. Все зависимо от людей. От нас в Думу Ногайцев попал. Его, в пятом
году, потрепали мужики, испугался он, продал землишку Денисову, рощицу я купил. А теперь Ногайцева-то снова в помещики
потянуло… И — напутал. Смиренномудрый, в графа Толстого верует, а — жаден. Так жаден, что нам даже и смешно, — жаден, а — неумелый.
— Вот уж почти два
года ни о чем не могу думать, только о девицах. К проституткам идти не могу, до этой степени еще не дошел.
Тянет к онанизму, хоть руки отрубить. Есть, брат, в этом влечении что-то обидное до слез, до отвращения к себе. С девицами чувствую себя идиотом. Она мне о книжках, о разных поэзиях, а я думаю о том, какие у нее груди и что вот поцеловать бы ее да и умереть.
— Непременно, Вера! Сердце мое приютилось здесь: я люблю всех вас — вы моя единственная, неизменная семья, другой не будет! Бабушка, ты и Марфенька — я унесу вас везде с собой — а теперь не держите меня! Фантазия
тянет меня туда, где… меня нет! У меня закипело в голове… — шепнул он ей, — через какой-нибудь
год я сделаю… твою статую — из мрамора…
— А вот узнаешь: всякому свой! Иному дает на всю жизнь — и несет его,
тянет точно лямку. Вон Кирила Кирилыч… — бабушка сейчас бросилась к любимому своему способу, к примеру, — богат, здоровехонек, весь век хи-хи-хи, да ха-ха-ха, да жена вдруг ушла: с тех пор и повесил голову, — шестой
год ходит, как тень… А у Егора Ильича…
Скоро из передней
потянуло струей самых разнообразных духов, какие употребляет далекая провинция, — пахло даже камфарой, которой на
лето были переложены шубы от моли.
В юности моей, давно уже, чуть не сорок
лет тому, ходили мы с отцом Анфимом по всей Руси, собирая на монастырь подаяние, и заночевали раз на большой реке судоходной, на берегу, с рыбаками, а вместе с нами присел один благообразный юноша, крестьянин,
лет уже восемнадцати на вид, поспешал он к своему месту назавтра купеческую барку бечевою
тянуть.
Сказать, что он хочет быть бурлаком, показалось бы хозяину судна и бурлакам верхом нелепости, и его не приняли бы; но он сел просто пассажиром, подружившись с артелью, стал помогать
тянуть лямку и через неделю запрягся в нее как следует настоящему рабочему; скоро заметили, как он
тянет, начали пробовать силу, — он перетягивал троих, даже четверых самых здоровых из своих товарищей; тогда ему было 20
лет, и товарищи его по лямке окрестили его Никитушкою Ломовым, по памяти героя, уже сошедшего тогда со сцены.
Чаще отдавали дворовых в солдаты; наказание это приводило в ужас всех молодых людей; без роду, без племени, они все же лучше хотели остаться крепостными, нежели двадцать
лет тянуть лямку.
Четырнадцать
лет он
тянул лямку, прежде нежели стяжал вожделенный чин коллежского регистратора, но и после того продолжал числиться тем же писцом, питая лишь смутную надежду на должность столоначальника, хотя, с точки зрения кляузы, способности его не оставляли желать ничего лучшего.
Мышников теперь даже старался не показываться на публике и с горя проводил все время у Прасковьи Ивановны. Он за последние
годы сильно растолстел и
тянул вместе с ней мадеру. За бутылкой вина он каждый день обсуждал вопрос, откуда Галактион мог взять деньги. Все богатые люди наперечет. Стабровский выучен и не даст, а больше не у кого. Не припрятал ли старик Луковников? Да нет, — не такой человек.
Это было самое тихое и созерцательное время за всю мою жизнь, именно этим
летом во мне сложилось и окрепло чувство уверенности в своих силах. Я одичал, стал нелюдим; слышал крики детей Овсянникова, но меня не
тянуло к ним, а когда являлись братья, это нимало не радовало меня, только возбуждало тревогу, как бы они не разрушили мои постройки в саду — мое первое самостоятельное дело.
Были в числе рецидивистов осужденные в 3-й, 4, 5 и даже 6-й раз, и таких, которые благодаря рецидивам
тянули каторжную лямку уже 20–50
лет, было 175 человек, то есть 3 % всего числа.
Чем более весна переходит в
лето, тем позднее по вечерам начинают
тянуть вальдшнепы, так что в начале июля тяга начинается тогда, когда уже совсем стемнеет и стрелять нельзя.
— Я моложав на вид, —
тянул слова генерал, — но я несколько старее
годами, чем кажусь в самом деле. В двенадцатом
году я был
лет десяти или одиннадцати.
Лет моих я и сам хорошенько не знаю. В формуляре убавлено; я же имел слабость убавлять себе
года и сам в продолжение жизни.
Этот урок глубоко запал в душу Родиона Антоныча, так что он к концу крепостного права, по рецепту Тетюева, добился совершенно самостоятельного поста при отправке металлов по реке Межевой. Это было — тепленькое местечко, где рвали крупные куши, но Сахаров не зарывался, а
тянул свою линию
год за
годом, помаленьку обгоняя всех своих товарищей и сверстников.
— Да ничего, батюшка, — ответил, слегка опечалясь, Александров. — Ничего особенного.
Потянуло меня, батюшка, к вам, по памяти прежних
лет. Очень тоскую я теперь. Прошу, благословите меня, старого ученика вашего. Восемь
лет у вас исповедовался.
Через четырнадцать
лет, уже оставив военную службу, уже женившись, уже приобретая большую известность как художник-портретист, он во дни тяжелой душевной тревоги приедет, сам не зная зачем, из Петербурга в Москву, и там неведомый, темный, но мощный инстинкт властно
потянет его в Лефортово, в облупленную желтую николаевскую казарму, к отцу Михаилу.
7-го марта 1858
года. Исход Израилев был: поехали в Питер Россию направлять на все доброе все друзья мои — и губернатор, и его оный правитель, да и нашего Чемерницкого за собой на изрядное место
потянули. Однако мне его даже искренно жаль стало, что от нас уехал. Скука будто еще более.
С тех пор он жил во флигеле дома Анны Якимовны,
тянул сивуху, настоянную на лимонных корках, и беспрестанно дрался то с людьми, то с хорошими знакомыми; мать боялась его, как огня, прятала от него деньги и вещи, клялась перед ним, что у нее нет ни гроша, особенно после того, как он топором разломал крышку у шкатулки ее и вынул оттуда семьдесят два рубля денег и кольцо с бирюзою, которое она берегла пятьдесят четыре
года в знак памяти одного искреннего приятеля покойника ее.
— Да так!.. неладно, — нарочно
тянула Марфа Петровна, опрокидываясь в большую кадочку своим полным корпусом по пояс; в противоположность общепринятому типу высохшей, поблекшей и изможденной неудовлетворенными мечтаниями девственницы, Марфа Петровна цвела в сорок
лет как маков цвет и походила по своим полным жизни формам скорее на счастливую мать семейства, чем на бесплодную смоковницу.
Никогда я не писал так азартно, как в это
лето на пароходе. Из меня, простите за выражение, перли стихи. И ничего удивительного: еду в первый раз в жизни в первом классе по тем местам, где разбойничали и
тянули лямку мои друзья Репка и Костыга, где мы с Орловым выгребали в камышах… где… Довольно.
Вот это именно я и делаю. Двадцать пять
лет сряду одну и ту же ноту
тяну, и ежели замолкну, то замолкну именно с этой нотой, а не с иной. И никогда не затрудняюсь тем, что нота эта звучит однообразно.
Я видел ее полвека назад в зените славы, видел ее потухающей и отгоревшей. Газеты и журналы 1924
года были полны описанием ее юбилея. Вся ее деятельность отмечена печатью, но меня, связанного с ней полувековой ничем не омраченной дружбой, неудержимо
тянет показать кусочки ее творческой жизни.
Лето он жил работаючи,
Зиму не видел детей,
Ночи о нем помышляючи,
Я не смыкала очей.
Едет он, зябнет… а я-то, печальная,
Из волокнистого льну,
Словно дорога его чужедальная,
Долгую нитку
тяну.
Женщина была права, в этом Евсея убеждало её спокойствие и всё его отношение к ней. Ему шёл уже пятнадцатый
год, его влечение к смирной и красивой Раисе Петровне начинало осложняться тревожно приятным чувством. Встречая Раису всегда на минуты, он смотрел ей в лицо с тайным чувством стыдливой радости, она говорила с ним ласково, это вызывало в груди его благодарное волнение и всё более властно
тянуло к ней…
Мой-то старик робил на сортовой катальной, где проволоку телеграфную
тянут, а тут к тридцати
годам без ног наш брат.
Мне минуло уже десять
лет. В комнате, во дворе и в огороде сделалось тесно. Я уже ходил в заводскую школу, где завелись свои школьные товарищи. Весной мы играли в бабки и в шарик, удили рыбу,
летом ходили за ягодами, позднею осенью катались на коньках, когда «вставал» наш заводский пруд; зимой катались на санках, — вообще каждое время
года приносило свои удовольствия. Но все это было не то. Меня
тянуло в лес, подальше, где поднимались зеленые горы.
Все молились о снеге, как
летом о дожде, и вот, наконец, пошли косички по небу, мороз начал сдавать, померкла ясность синего неба,
потянул западный ветер, и пухлая белая туча, незаметно надвигаясь, заволокла со всех сторон горизонт.
— Отцы… радетели… (Кричит.) Ангелы! Ого-го… Да дергай же, дергай! Чего пять
лет тянешь!
— Владимир Михайлыч! Ладно.. Ведь я беспутная голова был смолоду. Чего только не выкидывал! Ну, знаете, как в песне поется: «жил я, мальчик, веселился и имел свой капитал; капиталу, мальчик, я решился и в неволю жить попал». Поступил юнкером в сей славный, хотя глубоко армейский полк; послали в училище, кончил с грехом пополам, да вот и
тяну лямку второй десяток
лет. Теперь вот на турку прем. Выпьемте, господа, натурального. Стоит ли его чаем портить? Выпьем, господа «пушечное мясо».
Все нужно вдруг, разом, — вот наша беда; а где приходится
тянуть из
года в
год, даже целую жизнь, сейчас и на попятный двор: спрятался за умное слово, все, мол, это паллиативы и вы-де, господа, идеалисты…
Но уж опоздал он — мне в ту пору было
лет двенадцать, и обиды я чувствовал крепко.
Потянуло меня в сторону от людей, снова стал я ближе к дьячку, целую зиму мы с ним по лесу лазили, птиц ловили, а учиться я хуже пошёл.
Вера Филипповна. Нет, где уж мне по гостям! Я одичала очень, мне и людей-то видеть тяжело. И раз-то в
год выедешь, так час просидишь в гостях, уж там и скучно, домой
тянет.
Так
тянул я два
года и сделался болен.
— Что же
тянет тебя туда, в полусознательную жизнь? Что хорошего было в этих детских
годах? Одинокий ребенок и одинокий взрослый человек, «немудрящий» человек, как ты сам называл его после смерти. Ты был прав, он был немудрящий человек. Жизнь скоро и легко исковеркала его, сломав в нем все доброе, чем он запасся в юности; но она не внесла ничего и дурного. И он доживал свой век, бессильный, с бессильной любовью, которую почти всю обратил на тебя…
Марья Сергеевна, нестарая еще женщина, но полная и не по
летам уже обрюзглая, с земляным цветом лица и с немного распухшим от постоянного насморка носом; когда говорит, то
тянет слова. Она полулежит на диване, кругом обложенная подушками. Как бы в противоположность ей, невдалеке от дивана, бодро и прямо сидит в кресле Вильгельмина Федоровна, в модной шляпе и дорогой шали.
— пояснительно
тянули и дважды повторяли певицы. Пяти
лет я не знала meinen (мнить, глагол), но mein — мой — знала, и кто мой — тоже знала, и еще Meyn (Мейн) знала — дедушку Александра Данилыча. От этой включенности в песню дедушка невольно включался в тайну: мне вдруг начинало казаться, что дедушка — тоже.
Два слова о нем: начал он свою карьеру мелким необеспеченным чиновником, спокойно
тянул канитель
лет сорок пять сряду, очень хорошо знал, до чего дослужится, терпеть не мог хватать с неба звезды, хотя имел их уже две, и особенно не любил высказывать по какому бы то ни было поводу свое собственное личное мнение.
— Ты все по-прежнему, — с горьким упреком промолвил Самоквасов. — Право, не знаешь, с какой стороны и подступиться к тебе… И к себе
тянешь, и тотчас остуду даешь! Не поймешь тебя, Фленушка!.. Который
год этак с тобой валандаемся?
Год спустя после моей отставки, когда я жил в Москве, мною была получена повестка, звавшая меня на разбирательство урбенинского дела. Я обрадовался случаю повидать еще раз места, к которым меня
тянула привычка, и поехал. Граф, живший в Петербурге, не поехал и послал вместо себя медицинское свидетельство.
Дети же у бабы были погудочки — все мал мала меньше: старшей девочке исполнилось только пять
лет, а остальные все меньше, и самый младший мальчишка был у нее у грудей. Этот уж едва жил — так он извелся,
тянувши напрасно иссохшую материну грудь, в которой от голода совсем и молока не было. Очевидно, что грудной ребенок неминуемо должен был скоро умереть голодною смертью, и вот на него-то мать и возымела ужасное намерение, о котором я передам так, как о нем рассказывали в самом народе.
Наступила уже ночь, а с ее тишиной стало ощутительным то особенное явление, которое
летом всегда замечается на Волге: вдруг, откуда-то с юга пахнет в лицо тебе струя теплого, сильно нагретого воздуха, обвеет всего тебя своим нежащим, мягким дыханием, то вдруг вслед за тем, с северо-востока резким холодком
потянет и опять, спустя некоторое время, теплая струя, и опять холодок, а в промежутках — ровная тишь и мягкая ночная прохлада.
Теперь по Волге то и дело «бегают» пароходы, и потому бурлак спокойно себе
тянет бечеву Жегулями и спокойно плывет мимо их расшива и беляна, а еще не далее как
лет двадцать назад Жегули, это классическое место волжских разбоев, были далеко не безопасны. Вдруг, бывало, над гладью реки раздастся зычно молодецкое сарын на кичку! — и судохозяин вместе с батраками, в ужасе, ничком падает на палубу и лежит неподвижно, пока в его суденышке шарят, хозяйничают да шалят вольные ребята.
А одного негра, необыкновенно симпатичного юношу,
лет 17, который приехал в лохмотьях на корвет и начал помогать матросам, без всякого вызова,
тянуть какую-то снасть, улыбаясь при этом своими влажными на выкате глазами и скаля из-за раскрытых толстых губ ослепительные зубы, — того негра так матросы просто пригрели своим расположением, и во все время стоянки корвета в Порто-Гранде этот негр Паоло, или «Павла», как перекрестили его матросы, целые дни проводил на корвете.
— Какая же ссора? — молвила Дуня, обращаясь к подруге. — И в прошлом
году и до сих пор я Петра Степаныча вовсе почти и не знала; ни я перед ним, ни он передо мной ни в чем не виноваты. В Комаров-от уехали вы тогда, так мне-то какое дело было до того? Петр Степаныч вольный казак — куда воля
тянет, туда ему и дорога.
Младшему из них было на вид
лет пятнадцать. Он разыгрывал из себя взрослого, помахивал тросточкой,
тянул слова в нос и шел развинченной, деланно-усталой походкой прискучившего жизнью молодого человека.
Темнело. Сменили второй самовар. В маленькие окна
тянуло из сада росистою свежестью и запахом спелых вишен. Токарев взял со стола продолговатую серенькую книжку и стал просматривать. Это были протоколы недавнего ганноверского съезда немецкой социал-демократической партии [Съезд состоялся в Ганновере в 1899
году и осудил Э. Бернштейна, автора книги «Проблемы социализма» (1898), в которой ревизуются основные положения марксизма.].
Шмахин подошел к этажерке, заваленной книжным хламом. Тут были всевозможные судебные указатели, путеводители, растрепанный, но не обрезанный еще журнал «Садоводство», поваренная книга, проповеди, старые журналы… Шмахин нерешительно
потянул к себе нумер «Современника» 1859
года и начал его перелистывать…